Аквамарин  - Андреас Эшбах

Одна из девочек говорит:

– В любом случае где-то на двух задних рядах. Оттуда ничего не видно. Мы все там сидим.

Как обычно, невозмутимый Педро вставляет:

– Мисс Бланкеншип нас рассадит, у нее есть список.

А вот и она: мисс Бланкеншип с улыбкой подходит ко мне.

– Очень красиво, – хвалит она меня. – Платье сидит даже лучше, чем мне запомнилось. И шляпа к нему… Шикарно. Отличная идея!

Сама она тоже сногсшибательно выглядит, но в ее случае это никого не удивляет.

– Спасибо огромное за ваши советы, – тихо говорю я ей. – У меня такое чувство, что для меня начинается новая жизнь.

– Так и есть, – с улыбкой отвечает она. – Я уверена.

Затем она достает свой планшет, маленькую элегантную модель голубого цвета, и открывает план рассадки.

– У тебя место G18. Это предпоследний ряд, рядом с проходом посередине.

– Спасибо, – говорю я. – Спасибо за всё.

Она улыбается, ласково похлопывает меня по плечу и идет рассаживать остальных.

Я вижу Пигрита, он как раз приехал вместе с отцом, оба на свишерах, что выглядит довольно комично, учитывая огромную фигуру профессора. Они паркуют свои свишеры вместе со всеми остальными, а потом Пигрит что-то говорит своему отцу и направляется в мою сторону. На нем белый летний костюм и золотой шейный платок, всё это очень красиво контрастирует с его темной кожей. Я замечаю, как много девочек смотрят ему вслед, мечтательнее всех – Сюзанна Кирк, из аптеки. Когда-нибудь Пигрит станет привлекательным мужчиной.

Но сегодня он в плохом настроении и ворчлив. Не сказав ни слова ни о моей прическе, ни о платье, даже ни слова критики, чего я, если честно, ожидала от него, Пигрит коротко бурчит «привет», а потом еще о том, что сегодня они особенно пожалеют, что выкинули его из санитарной дружины.

Я внимательно смотрю на него.

– Что случилось на самом деле?

Он надувает щеки, щурится куда-то в сторону моря, а потом наконец выдает:

– Карилья потребовала, чтоб ее пересадили. Я только что узнал. Теперь я сижу между папой и теткой из Городского совета. Я сдохну от скуки.

– Взгляни на это иначе, – советую я ему, не испытывая особого сострадания. – Она просто ничего от тебя не хочет.

Пигрит упрямо выдвигает нижнюю челюсть.

– Так просто я не сдамся.

В этот момент вокруг нас поднимается волна всеобщего возбуждения, и мы вместе со всеми смотрим наверх. Причина ажиотажа – прибытие Карильи. Ее появление завершает фазу, когда восхищение окружающих было обращено на меня. Теперь все смотрят только на нее, на то, как они вместе с Бреншоу подъезжают на машине его брата с открытым верхом, и оба явно в самом приподнятом настроении.

Впечатляет то, что ей не надо ни надевать, ни делать что-то особенное, чтобы продемонстрировать всем, что она здесь самая красивая. Она выходит из машины в простом белом платье из тускло поблескивающей молочной пенки, хоть и очень открытом, но на любой другой девочке из нашей школы такое смотрелось бы скучно. На ней же оно, наоборот, выглядит как идеальное дополнение к идеальному телу. Ее ангельски светлые волосы заплетены в косу, которая уложена вокруг головы. Спускаясь по лестнице, она кажется каким-то неземным созданием.

Я могла бы испытывать зависть. Или разочарование. Но, к моему собственному удивлению, испытываю скорее облегчение: еще больше комплиментов и внимания я бы, наверно, не имея должной тренировки, просто не выдержала.

Я пользуюсь случаем, чтобы улизнуть, потому что мне нужно в туалет, причем срочно! Я оставляю Пигрита стоять уставившись на Карилью и пробираюсь вдоль обращенной к причалу стороны платформы в ее дальний угол.

Пространство под трибуной использовано до последнего метра. Здесь есть раздевалки для пловцов и ныряльщиков, кухня, закусочная, склад напитков – и туалеты.

В тот самый момент, когда я, стоя у раковины, мою руки, кто-то входит. И этот кто-то – Карилья!

– Мило, – говорит она, подойдя к соседней раковине и рассматривая меня в зеркало.

По тому, как она это произносит, я понимаю: она ждет, чтобы я переспросила, что она имеет в виду. Но такой радости я ей, конечно же, не доставлю. Я молчу. Лишь мельком смотрю на нее, а потом начинаю сушить руки.

Но Карилья Тоути ни за что не позволит какому-то мелкому неповиновению сбить себя с толку.

– Мило, – повторяет она, – как ты пытаешься спрятаться за тонной косметики. Кто тебя научил? Мисс Бланкеншип? Ты выглядишь как ее клон.

Она смачивает водой кончики пальцев, возвращает на место пару прядок из своей прически и сообщает с глубоким вздохом:

– Ты представить себе не можешь, с каким нетерпением я жду того дня, когда мне больше не нужно будет смотреть на тебя и твою рыбью морду.

Еще несколько дней назад такая тирада из уст Карильи морально уничтожила бы меня. И уж точно убила бы всякую радость от сегодняшнего дня и праздника.

Но сегодня… сегодня меня это совершенно не трогает. Более того, я начинаю хохотать в голос.

Карилья смотрит на меня ошарашенно.

– Чего смешного?

Мне смешно, потому что я вдруг поняла, в чем абсурдность поведения Карильи.

– Просто невероятно, как я важна для тебя.

– Важна? – огрызается она, и в этот момент она уже не Карилья – королева красоты, а Карилья-фурия. – С чего ты это взяла?

– Ну, если бы я действительно была настолько не важна для тебя, как ты хочешь показать, – объясняю я, аккуратно поправляя свою соломенную шляпу, – ты бы меня вообще не замечала. Но вместо этого я так сильно тебя занимаю, что ты ищешь для меня анкеты для поступления в другие школы, подкарауливаешь меня со своей шайкой, постоянно выдумываешь новые подлости… Столько внимания с твоей стороны, что это вообще-то можно воспринимать как комплимент.

Я еще раз поправляю шляпу и насмешливо добавляю:

– Спасибо.

После чего я ухожу прежде, чем она успевает мне что-либо ответить.

Оказавшись снаружи, я хватаюсь за перила парапета, потому что на какое-то мгновение у меня начинает кружиться голова. Я не узнаю саму себя, но как же приятно осознавать, что всё это высказала!

Меж тем снаружи все в эйфории готовятся к отплытию. Люди поднимаются на борт слегка покачивающейся платформы, корабли всех мастей готовят паруса.

Я иду наверх по центральной лестнице и нахожу свое место. Рядом со мной сидит Тесса, она, как всегда, ужасно волнуется и тяжело дышит.

– Я так волнуюсь по поводу сегодняшнего вечера, – признается она мне, как только сажусь рядом.

– Сегодняшнего вечера? – растерянно переспрашиваю я.

– Ну да, из-за нашего выступления! – объясняет она, хватая воздух. – В ратуше! Перед всем народом!